Поделиться
Когда ее дед высказался против ввода советских войск в Чехословакию, Аурору выслали из СССР. "Твой ребенок умер", - объявили ей и даже показали издалека маленькое тельце, завернутое в пеленки. Что двигало этими людьми, можно только гадать. На самом деле мальчик был жив. Аурора уехала на родину. А Рубен начал свои странствия по детским домам и приютам. До шести лет он мечтал о матери. Однажды ему сказали: "Твоя мать, черножопая сука, родила тебя и бросила". Рубен понял - он один и никому не нужен. В советских специнтернатах он провел 20 лет. Последние годы, перед тем как найти мать и уехать в Мадрид, он жил в Новочеркасске.
Дочку назвал Надеждой
Катя Гонзалес работает в Новочеркасске, в маленькой, но очень кусачей газете. Редакция находится в частной квартире, и здесь по-домашнему тепло и уютно. Молодая, похожая на зеленоглазую стрекозу женщина подняла голову от компьютера. Улыбнулась доброжелательно:
-Я Екатерина Гонзалес.
Вот такая она - первая жена Рубена Давида Гальего Гонзалеса: открытая, веселая. Именно она однажды просто взяла да и выкрала его из специнтерната.
Началась эта история давным-давно. Отец Кати -преподаватель института - попросил ее позаниматься с одаренными ребятами-инвалидами. И студентка исторического факультета РГУ Екатерина Поварова отправилась в интернат.
Она тогда еще не знала о Рубене.
Надо побывать в его шкуре, чтобы понять, что это такое - жить, когда твой дух бьется в беспомощном теле.
-Когда я первый раз его увидела, он показался мне похожим на мальчишку из концлагеря. В стареньком трико, без рубашки, худой как щепка. И еще он был явно недоволен. Ведь я вторглась на его территорию. Вторглась и глазею. А я действительно глазела, иначе и не скажешь. Рубен выровнялся в коляске, сел кое-как и потребовал, чтобы я надела ему рубашку. Ничего себе номер! Но я поняла, что это проверка на вшивость. Он хотел понять, стоит ли со мной заговаривать.
Катя справилась с рубашкой. И даже решилась напоить всех обитателей комнаты чаем.
-Приноравливаю кружку к чужим губам, а руки дрожат...
Катя приходила все чаще. Она стирала одежду, приносила еду, вывозила его на прогулки.
-С Рубеном было потрясающе интересно. Его интеллект абсолютно не соответствовал той богадельне, где он жил. Судьба еще никогда не сталкивала меня с таким умным и целеустремленным человеком.
Молодая пара задумала пожениться. Против них ополчились все - администрация интерната, родители, знакомые. Мама предупреждала: "Катенька, ты ведь не знаешь, что такое быть замужем за инвалидом!" - "Но ведь ты пошла за папу!" У Катиного отца не было обеих ног.
-Да твой папа Шварценеггер по сравнению с Рубеном! - возражала мама.
Отец Кати молчал, но молчание его было очень выразительным.
Как-то раз директор интерната припугнул Катю: "Будете дергаться, отвезем Рубена в особый интернат - для психохроников. Там его сделают таким, что он тебя узнавать не будет".
-Я тогда поняла - надо дергать отсюда. На одной из прогулок я подняла коляску - она не очень тяжелая, но страшно неудобная - и перекинула ее через забор. Рубена мне подали друзья, в нем было тогда килограммов сорок. Вот так мы и оказались на воле.
Молодоженов приютила Франческа Константиновна Кракау, отдаленный потомок тех французов, которые принимали участие в строительстве Новочеркасска.
Она предоставила им свое жилье, которое находилось в полуподвале.
-Подвал Франчески отапливался форсункой, - вспоминает Катя, - она все время гасла. Это было опасно, могло бахнуть так, что и стены бы разнесло. А нам было весело. Мы думали, что с нами уже ничего не может случиться.
Потом была жизнь, такая же, как у всех. Они поженились, переехали к Кате.
- Нам надо было на что-то существовать, - говорит Катя, - папа, возглавлявший Ростовское общество инвалидов, предложил Рубену работу. Я тоже искала место.
Действительно, все как у всех. Если не считать того невероятного напряжения, которое выпало на долю Кати. Им настойчиво объясняли, что ребенка лучше бы не иметь. Мама, врачи, друзья... Но они рискнули, и родилась дочка, смышленая, здоровая девочка. Счастливые родители назвали ее Надеждой.
Откуда у хлопца испанская грусть
Через несколько лет Катя и Рубен разошлись. Гонзалес женился второй раз. Его новая жена Алла - кстати, дочь академика. У них тоже родилась дочь - еще один здоровенький, крепкий ребенок. Вышла замуж и Катя.
-Мы с Рубеном не любим говорить, почему разошлись. - Катя перебирает страницы своего поэтического сборника. - Мы предали друг друга. Мы остались близкими людьми, но к нашим отношениям примешалась какая-то горечь, чувство то ли ошибки, то ли недосказанности. Иногда по ночам Рубен звонит мне. А я звоню ему.
Рубен всегда гордился своей родиной и мечтал найти мать. Катя пообещала ему, что обязательно разыщет Аурору. Искали ее всем миром. И нашли. Много лет она считала, что сына у нее нет. Рубен выкрал из детдомовского архива свое свидетельство о рождении. Этот документ и помог им воссоединиться. Аурора работала в Праге на радио "Свободная Европа". И, узнав о том, что сын жив, сделала все, чтобы он смог попасть на историческую родину, в Испанию. Сейчас Рубен живет в Мадриде вместе с матерью и сестрой. В Россию не собирается, здесь не очень уютно живется таким, как он. А обе его семьи остались в Новочеркасске - не хотят уезжать.
В тот день, когда Рубен узнал, что стал лауреатом, он позвонил Кате:
-Я получил Букера.
-Почему у тебя такой грустный голос? - спросила она. Рубен не ответил.
"Мне не повезло в жизни всего один раз, а потом везло все время", - сказал он однажды.
А Катя пишет такие стихи:
У этого мальчика
на шее болтается Вселенная...
С неба спустился Бог.
И сказал ему "Здрасте!"
Говорят, что Бог не смеется,
но это неправда.
В широченной улыбке
исказились три его пасти.
Детдомовские крылья
К Новочеркасскому дому для престарелых и инвалидов ведет широкая дорога, в конце ее - высоченный бетонный забор и КПП. По дороге катится инвалидная коляска, в ней сидит молодой парень. Он продвигается с трудом - дорога немножко в гору.
-Если вам нетрудно, помогите мне, пожалуйста, добраться до интерната, - обращается он ко мне.
Я первый раз качу инвалидную коляску. Управлять ей не так уж просто.
-Говорят, за этим забором жил Рубен Гонзалес? - спрашиваю я. - Он книгу написал про здешнюю жизнь. Может, слышали?
-Я Рубена не застал, - говорит мой новый знакомый, - он давно уехал. Повезло. Но все его друзья - они здесь остались.
-А с ними можно встретиться?
-Они ни с кем особенно не общаются. Замкнутая цивилизация... Если хочешь повидаться с друзьями Рубена, ищи детдомовское крыло.
Специнтернат - это не просто территория за забором. Это другая планета. Здесь иные запахи - так пахнет несчастье. Иные звуки: скрип колясок, стук костылей. На улице яркий день, а тут почему-то сумерки. И бесконечно длинные коридоры. Мимо меня проезжают люди на каких-то лежачих кушетках, проползают на маленьких подставках, ковыляют на костылях. Обитатели этого мира называют себя "проживающие".
Костяк детдомовского крыла составляли пятеро: Миша Гонцов, Рубен Гонзалес, Миша Черкашин, Володя Орехов и Вера Крот. Работники интерната говорят, что любой из этой пятерки достоин какой-нибудь премии, настолько необычной была их компания. Именно здесь у Гонзалеса родилась идея написать книгу.
Вера, маленькая хрупкая женщина, сидит в углу своей комнаты в инвалидной коляске. На подставке у нее "Братья Карамазовы".
-Мы были очень сплоченной группой, - говорит она. - Ведь мы все детдомовские. Наверное, поэтому держались вместе. У нас даже разговоры были особенные, мы перебрасывались строчками из "Мастера и Маргариты", пикировались цитатами из Пастернака, Цветаевой, Мандельштама, обсуждали работы Карамзина и Ключевского. Нередко мы выступали против сомнительных новшеств администрации и побеждали. Черкашин всем проживающим делал коляски, его очень любили. Орехов - эстет, он увлекался иностранными языками. Сколько он их знает сейчас, я даже затрудняюсь сказать. Но центром нашей жизни были Рубен и Миша Гонцов. У них все время толклись ребята. Рубен - мастер потрепаться, и к нему приходили за этим. А к Мише пожаловаться, посоветоваться. А ведь кажется, за какой помощью можно обращаться к человеку, который с трудом принимает пищу. По интеллекту они друг другу не уступали. Миша играл в шахматы вслепую на пяти досках. И, бывало, у всех выигрывал. И все же мозгом нашей компании был Рубен, а Миша - душой. С этими ребятами я всегда чувствовала себя под надежной защитой. Сейчас Рубен в Испании, а я, Черкашин и Орехов так и живем в интернате.
-А что же случилось с человеком, который был душой вашей компании, с Мишей Гонцовым?
Вера долго молчит.
-Гонцов покончил с собой. Мы вспоминаем его чаще всех. У него была страшная болезнь - мышечная дистрофия. Он видел, как умерла его родная сестра от этой болезни, и боялся стать в тягость. Миша решил, что у него будет другой конец. Полтора года втайне от всех собирал снотворные таблетки, говорил, что это от желудка...
-После выхода романа Гонзалес приезжал к нам. Я спрашивала у него: почему ты не пишешь о Гонцове? - говорит Вера.
-Это тяжело, - ответил он.
Книга Рубена не нравится в интернате, особенно администрации.
- Но я могу сказать только одно: все, что он описал, - чистая правда, - говорит Вера. - Рубен не только ничего не преувеличил, наоборот - многое скрыл. К нему плохо относились, он был умным и очень гордым, а это раздражало людей. Рубен практически не мог сам себя обслуживать. Мало кто понимал, как ему жилось. Он пытался сам готовить, после того как попробовал нашу еду. Чтобы порезать одну морковку, надо было потратить полчаса, через пять часов борщ готов. Он сам научился купаться, после того как ребята-психохроники, не чувствующие температуры воды, обварили ему ноги. Надо побывать в его шкуре, чтобы понять, что это такое - жить, когда твой дух бьется в беспомощном теле.
Гонзалеса нередко обвиняют в том, что он сильно преувеличил свои страдания, пожертвовал объективностью на потребу публике.
А Вера при встрече с Рубеном спросила:
- Ты ведь не написал всей правды, боишься читателя шокировать?
-Ничего я не боюсь, - сказал он, - просто есть вещи, которые не надо знать людям.