Поделиться
отделение первое
На подъездах к Балтимору через каждые 50 метров - огромные табло с портретами Темирканова. Вот уже три года лицо и взмах руки маэстро балтиморцы видят на рекламных постерах и немыслимых, в несколько этажей, баннерах, на улицах, в маркетах, ресторанах. Петербург тоже вывешивает портреты знаменитого соотечественника - они украшают Невский по случаю юбилея.
Там, на Олимпе
- Юрий Хатуевич, где ваш дом?
- Мой дом Питер, хотя, по милицейским данным, у меня другое место рождения. Петербург, как никакой другой город, командует душой. От него нельзя оторваться. В коммунистические годы и даже когда советский строй рухнул, мне приказывали переехать в Москву, в Большой театр. Конечно, работать в Москве престижнее, да и удобнее, но я не представляю, как можно там жить. Одна из причин, по которым я не уехал из России вообще, - это Петербург.
- Но живете сейчас в основном в Балтиморе?
- Я там не живу. Я там работаю. По контракту я должен быть в Балтиморе 12 недель в году. Не болтаться же четверть года по гостиницам - купил себе квартирку.
- Чем закончилась ваша история с бывшим руководителем Балтиморского оркестра и его почетным директором Дэвидом Зинманом? Он ведь вас обвинил в засилье русского репертуара и отказался работать приглашенным дирижером. Вы помирились?
- Нет. Зинман написал, что Темирканов играет мало американской музыки. Это правда. Но меня не приглашали это делать. Меня умоляли работать - я год не соглашался! И я хочу дирижировать то, что мне нравится: Чайковского, Прокофьева, Шостаковича... На деле причина обиды Дэвида - очень неплохого дирижера - гораздо проще: я выгнал из оркестра его ближайшего друга, концертмейстера. Долгие годы этот друг был хуже всех в оркестре, и все знали ему цену. А ведь рыба гниет с головы, и если концертмейстер плохой, ты никогда не сделаешь хороший оркестр.
- Хотя Балтиморский симфонический неоднократно получал премию Грэмми, он считался в Америке вторым составом. Вам удалось вывести коллектив в лидеры?
- По-моему, да. Оркестр поднялся заметно. И об этом все пишут.
- Вы дирижировали во многих странах. Бывали случаи, когда вас плохо принимали музыканты?
- Конечно. Но музыканты не могут себе позволить не играть, если не нравится дирижер. Не с каждым оркестром можно найти общий язык. Где-то моя "химия" работает, а где-то не срабатывает. И почему - нельзя сказать. Чем знаменитее оркестр, тем он меньше любит музыку. Эти музыканты думают, что, раз они знаменитые, то знают все сами.
- Владимир Спиваков дружит с монархами Испании. А каких королей любит Юрий Темирканов?
- Я не люблю дружить с королями. И вообще с сильными мира сего. В традициях русского интеллигента - быть подальше от власти. Даже если эта власть тебе очень нравится.
- Вы дорожите расположением Президента Путина?
- Конечно, очень дорожу, но рассказывать об этом категорически не люблю. Он мне очень симпатичен как человек.
отделение второе
Не поле перейти
- Чем труднее дирижировать - оркестром или собственной жизнью?
- И то и другое трудно. С возрастом становится труднее.
- Я читала, что вы лишь к пятидесяти годам поняли, что профессия дирижера адски трудная.
- Да-да-да. По молодости думаешь, как здорово махать палочкой. А это вообще профессия второй половины жизни.
- Иностранцы спрашивают: почему вы дирижируете без палочки?
- Иностранцам я эту историю никогда не рассказываю, они не поймут. Когда-то у нас не только колбаса, но и дирижерские палочки были в большом дефиците. И мы покупали их у старого музыкального мастера, который делал их легкими и удобными. Отшлифовывал, пропуская сквозь пробку. Мастер умер, все мои палочки сломались. И тогда я стал дирижировать руками. Иностранцы не поверят, если сказать, что в продаже не было подходящих палочек. Пусть думают, что мои руки излучают флюиды и потому меня слушается оркестр.
- Вам всегда хотелось славы?
- В молодости очень хотелось! Я радовался успеху, хотелось славы, орденов. Когда повзрослел, понял, какая это, в сущности, суета.
- Когда-то вы ставили в Кировском "Евгения Онегина", "Пиковую даму", в том числе как режиссер. Могли бы сейчас поставить оперный спектакль, скажем, в "Ла Скала"?
- Ставить не хочу. Хочу иногда там дирижировать. Ставить некогда, у меня до 2006 года расписан каждый день.
- В 1988 году оркестр Ленинградской филармонии избрал вас художественным руководителем. Кульминация очарования Горбачевым, падение культуры. Музыкантам нужен был властный лидер или человек, который дал бы им заработки на Западе?
- Культура тогда еще держалась. А это были первые и, наверное, последние в истории России выборы дирижера и худрука. Начальники из Смольного не хотели, чтобы я оставлял Кировский театр и переходил в филармонию. Поэтому придумали выборы. Зная, что у меня не очень хороший характер, они надеялись, что оркестр выбрать меня не захочет. Это был разумный расчет: мол, после пятидесяти лет страха, которого оркестр натерпелся при Мравинском, музыканты захотят свободно вздохнуть. И для них оказались огромным сюрпризом результаты тайного голосования. Я делал вид, что ничего не понял.
- Вы были первым артистом, отказавшимся отдавать зарубежные гонорары Госконцерту. По тогдашним правилам из 900 долларов - 800 отдай.
- Я думал не о себе, а о моих музыкантах. Директор Госконцерта мне тогда написал, что я обязан выполнить перед советской властью свои моральные обязательства. А я ему ответил: о какой морали могут говорить Госконцерт и Росконцерт, руками чиновников которых власть разбомбила русскую музыкальную культуру?
- Сколько времени вы уделяете своему филармоническому коллективу?
- К сожалению, не очень много. В России я бываю не более трех месяцев.
- Печальный опыт недовольства музыкантов долгим отсутствием Светланова обернулся трагедией.
- К сожалению, это правда. Хотя Светланов был большим дирижером, очень большим. В данном случае все были не правы - и оркестр, и он. А если правы, то тоже все.
- Но вы только что свозили коллектив в Японию, в Корею, в Гонконг, то есть четверть года работаете с ним в России и несколько недель - за рубежом?
- Если кто скажет, что главный дирижер Петербургского филармонического оркестра мало им дирижирует, это будет неправдой. Потому что я один из немногих главных, столько времени проводящих со своим оркестром. Все поездки за рубеж дирижирую я один. Даже концерты, которые мне физически трудно вести - 15 - 20 подряд. Это уже скорее спорт, тут и денег не надо. Но если я не поеду, не пригласят и оркестр. Приходится соглашаться.
- Ваш коллектив получил недавно грант российского Правительства.
- Да, и теперь у нас есть возможность покапризничать и не мчаться сломя голову в любую дыру, куда позовут.
- В филармонии два оркестра, и музыканты заслуженного оркестра России, получив деньги, тут же назвали себя "Дети капитана Гранта".
- А второй оркестр они назвали "Дети лейтенанта Шмидта". С одной стороны, спасибо, что дали, с другой - грант достался только пяти оркестрам России. Больше у государства нет денег, чтобы решить проблему в принципе. А сколько филармоний просто в катастрофическом положении!
- Российская глубинка давно не видит Темирканова. Почему?
- А филармония не может выехать. При коммунистах не все было плохо. Министерство оплачивало гастроли по стране, а кто сегодня заплатит за самолеты, гостиницы, багаж? Я не говорю о гонораре. У тех, кто хотел бы нас пригласить, таких денег нет даже в мечтах. Причем, если приезжает Элтон Джон, билеты покупают по тысяче долларов. Знаете кто? Те, кто никогда не бывал в филармонии. Для них симфония - что-то пугающее.
- Есть примеры, когда богатые люди из провинции начинают помогать своим театрам, музеям.
- Правда. Что-то стало пробуждаться в сознании. Еще пять лет назад культуре никто не собирался помогать.
- Почему коммерция и искусство не могут жить друг без друга?
- Путать эти миры нельзя. То искусство, которым занимаемся мы, да и культура вообще никогда не окупались. В зрелом обществе создавалась атмосфера, когда Третьякову и Демидову просто хотелось давать деньги на искусство. Если наше нынешнее общество не заставит служить культуре тех, кто неожиданно для себя стал миллиардером, значит, культура погибнет. И общество должно будет взять на себя вину за это. А служители культуры не должны мельтешить и выпрашивать средства на существование.
- Зато русская публика остается особой, не так ли?
- Я не выделял бы русскую публику. Наши филармонические залы часто пустуют. Правда, то же самое и в Америке. Молодежь предпочитает музыку, которая не предполагает духовной работы. Просто глотаешь дерьмо, которое прет из динамиков. Это легко. А настоящее искусство требует труда. Мы как бы сидим на баррикадах и защищаем наших детей от тех, кто хочет их сделать дикарями.
- Вы отстаиваете строгий академизм, а молодежь твердит, что ей может понравиться симфоническая музыка, но в облегченных вариантах.
- А великое искусство не для масс. Настоящее искусство создается для той части человечества, которая в большей степени отличается от тех, от кого мы произошли. Культура все-таки предполагает высокий уровень вкуса. В нашей стране о его падении можно судить по указам правителей. Первый указ о присвоении звания народной артистки выпустил Ленин, и этой артисткой была Ермолова. А последний такой указ подписал Ельцин - Пугачевой.
отделение третье
Классика - вещь драгоценная
- Вы дали путевку в жизнь многим знаменитостям.
- Я всегда старался собирать вокруг себя талантливых молодых ребят. Лейферкус, Шевченко, Новикова, Колобов, которого я пригласил из Свердловска, Гергиев, которого я взял прямо из консерватории.
- Евгений Колобов недавно ушел, а ведь ему было всего 58 лет. Он был другом?
- Трудно дружить, когда не видишься по многу лет. Но у нас были очень добрые отношения. Я к нему относился с большим уважением. Поэтому сразу после своего дня рождения 11 декабря прилечу в Москву дирижировать концертом в память о нем.
- Почему Колобов не прижился в Кировском театре? Ему претили строгие каноны ленинградской школы?
- Он был немного сумасшедшим. Из этого поколения дирижеров и артистов он был единственным честным человеком. Единственным! Он служил музыке не из-за наград и денег. Он СЛУЖИЛ. К сожалению, даже про себя я не могу так сказать. Я тоже служу - но не так ПОРАЗИТЕЛЬНО. Его преданность делу была очень старомодной, чисто российской, фанатичной. Деньги? Какие деньги? Поехать ради них во Францию? Нет-нет, он служил России.
- Если бы он не уехал в Москву, возможно, руководил бы Мариинским театром?
- Наверное, это бы так и было. Но тогда у театра была бы другая судьба.
- Валерий Гергиев - ваш преемник?
- Я его рекомендовал, когда уходил.
- Его взлет - божественный дар или Гергиев - "дитя раскрутки"?
- Одно без другого не бывает. Но он молодец. Думаю, что без Гергиева театру жилось бы гораздо хуже. Объективно - оборотистость Валеры театру полезнее.
- Большой кусок жизни - 13 лет - вы отдали Мариинке, и вам, конечно, не безразлична судьба императорского театра. Проект победителя конкурса на сооружение второго зала вам понравился?
- То, что сделано, - варварство. Я еще не успел это сказать Гергиеву, но обязательно скажу. Англичане, конечно, менее культурны, чем россияне, так? Но вот в Лондоне тоже была проблема с "Ковент-Гарденом". Но они лишь сдвинули его на два сантиметра, а XXI век сделали внутри! А мы доверяем строить в Петербурге человеку, который здесь никогда не был! Парижская Гранд-Опера - тоже старое здание. Но перестраивать не стали - стали строить новую оперу. Это будет грязное стеклянное пятно, которое наверняка никто мыть не будет!
- Но Мариинке действительно нужна еще одна сцена.
- Никто не мешает построить ее в пригороде, как поступают в других странах. Нельзя разрушать великий город ради чьих-то амбиций.
- Гергиев приглашает интересных художников. Вы видели шемякинского "Щелкунчика"?
- Нет, я же всегда в отъезде. Но мне кажется, Чайковский лучше всех знал, каким должен быть его "Щелкунчик". Учить Чайковского, трактовать его - не очень хорошо. Венера Милосская сегодня многим кажется толстоватой - почему же ей не срезают лишнее? А музыку почему-то берутся улучшать. Если вам неинтересно то, что хотел показать Чайковский, - не ставьте! Сядьте и напишите сами, если вы такие талантливые!
- По-вашему, классика должна оставаться академичной и ставить ее по-новому нельзя?
- Можно и нужно. Но с ней надо обращаться, как с вещью антикварной, драгоценной.
- Вас считают самым элегантным дирижером России. В каких модных Домах вы одеваетесь? Где шьете фраки?
- Фраки заказываю в Лондоне. Потому что они их шьют уже лет четыреста. А одежду покупаю раз в году в Риме. И это мой самый ужасный день, потому что от магазина я устаю и от процесса приобретения стараюсь быстрее отделаться. Хорошо одеваться хотелось в юности, когда не было денег. Мы ходили в одинаковой школьной форме, а тут вдруг начали нравиться девочки. Когда на Невском появились стиляги, мы им ужасно завидовали.
- А сегодня ваш перстень, усыпанный бриллиантами, - это просто приятная вещица?
- Не думайте, что я его купил. Как-то повез в Англию Кировский театр и дирижировал двадцать спектаклей подряд. И пораженный импресарио подарил мне перстень. Это была первая поездка театра в Англию. Всем кажется, что театр стал ездить только сейчас. Нет, вывозить театр начал я. Сегодня это может сделать каждый дурак.
- Как вам удается держать себя в хорошей форме? Спортивный зал?
- Нет ни тренажеров, ни диет. Часами стою и взмахиваю руками - вот и тренировка.
- Раньше вы много курили, а сейчас грызете мундштук. Неужели бросили?
- Два месяца как бросил. Ужасные страдания. Но в Японии, куда я возил оркестр на гастроли, врачи измерили мне давление, послушали сердце и сказали, чтобы не курил.
- А есть такая музыка, которую вы хотели бы, но еще не успели сыграть?
- Я хотел бы сыграть все симфонии Малера...