Поделиться
На вернисаже под джаз с шампанским в смокингах и нарядах от кутюр толпились верные поклонники живописца - от Лии Ахеджаковой и Лоры Квинт до удачливых бизнесменов со всех уголков света. Огромные полотна Александра в золоченых рамах объединяло скромное название - "Антиквариат XXI века". Подразумевается, что вечные ценности, эффектно запечатленные живописцем на бумаге, могут в будущем стоить не меньше полотен Айвазовского. По крайней мере, на это намекнул российский глава Международной конфедерации художников, открывший вернисаж. А известный галерист и дизайнер из Нью-Йорка Феликс Комаров предложил считать художников инопланетянами, так как объяснить их мотивы, желания и поведение зачастую нормальному человеку невозможно. С инопланетянином Буганиным общался корреспондент "РГ".
- Саша, вы стали невероятно популярны, когда писали портреты на досках - выглядело роскошно и под старину - позолота, красно-коричневая гамма. В этот раз "перешли" на бумагу. С чего бы?
- Бумага, ее структура не менее важна для художника, чем холст или дерево. Работать с ней, даже если пишешь маслом, интересно...
Увлекательно следить за метаморфозами отдельно взятого живописца- тот же Буганин, чьи картины с удовольствием выставляют и покупают даже в избалованном Лондоне, лет пятнадцать назад (когда русские художники старались угнаться за европейской модой) внезапно сделал серию вневременных портретов, не рачлененных на кубики и мазки, каких-то безыдейных на фоне всеобщей политизированности. Персоны с перьями в головах играли с марионетками, записывали что-то на листках пергаментов, грустно изучали вид с башень то ли Вавилона и, поняв что-то очень важное, топили истину в вине. У Буганина появилась сразу же масса подражателей, выдававших на гора горбатые профили мудрецов на потрескавшемся золоченом фоне, чуть обагренные по краям краплаковой кровью. Художника стали приглашать на все престижные британские выставки, и он почти исчез с арт-рынка России.
- Вас не увидишь ни на Арт-Москве, ни на Арт-Манеже...
- А мне хватает вернисажей у Аллы. Я вообще здорово изменился - пару лет назад верил, что только с художниками можно говорить, даже если сильно пьян, - их мысль никогда не блуждает по кругу. Сегодня мне интересна лишь моя семья. Многие из хороших мастеров спились, превратились в массу. Мне не интересно общаться с куском мяса.
- Поэтому у вас в серии "Четыре угла моего дома" появилось так много плоти - внутренности, женское тело, череп животного?
- Не думаю, что так уж все мрачно. Просто для меня прошлое - это дома, а не люди. Каждый дом - портрет души хозяина. Из моих "углов" памяти я выудил и этот жуткий череп в "Удачном выстреле", и женскую фигуру в "Гарантии"...
Женские лица на его картинах никогда не сочленены с телом. Лица он пишет в одной серии о саде, тела - в нескольких, признав, что в его "Доме" присутствие нежной плоти и есть "Гарантия" бытия, успеха, самореализации мужчины. У Буганина, препарировавшего свои воспоминания, есть, судя по новым картинам, и место для отдыха. И это не его любимый Коктебель, куда он обязательно ездит рисовать, а странный мир с огромными красными цветами, ликами то ли пророков то ли гуляк и полуживотными, отчаянно пытающимися мимикрировать под упругие бутоны багряных и белых роз."Мой род", "Фрески моего храма". Все - с обязательным упоминанием лично пережитого и обретенного - будь то красивая женщина, хорошая книга или богатый коллекционер. Он бережно соберет это в мастерской своей памяти, а потом выплеснет на полотно. В "Воображаемых цветах моего сада" будто из снов будущего вычерчиваются сквозь золотой и кровавый дождь лепестки и лица, тревожащие художника. Серию огромных полотен, выполненную акварелью и маслом на порванной бумаге, Саша назвал "Антиквариатом XXI века": нежные, как у Ренуара, женские тела, украшены странными символами, где-то лакуны скрывают каллиграфически выведенные истины:
- Это моя система координат, мое пространство. Мои надежды, воспоминания, привязанности...
Художник, как никто иной, имеет право идти чуточку другой дорогой, чем хочется зрителю.