Поделиться
- Вы часом в Кувейте не бывали, Алексей Андреевич?
- Пока не доводилось, хотя за время работы председателем Комитета по аграрным вопросам Госдумы объехал немало европейских стран, летал в Японию, Китай и даже в Австралию с Новой Зеландией, а вот на Ближнем Востоке не был.
- При случае посетите. Полагаю, кое-что знакомое увидите.
- Вроде нефтяных вышек и газопроводов?
- А еще местное население там тоже уважает платок. Правда, не оренбургские пуховые, а арабские полотняные. Куфия называется...
- Да-да, я знаю. Но сравнивать себя с Кувейтом нам пока рановато.
- Чем мы хуже?
- Надо оглянуться назад, на недавнюю историю нашей страны. Советский Союз львиную долю бюджета расходовал на оборонные нужды. Тогда много говорилось о двуполярном мире, а фактически СССР в одиночку противостоял Западу. И в итоге надорвался.
- Не будем беспокоить мощи покойника. Той страны нет уже тринадцать лет, не стоит все грехи на нее списывать.
- А я этого и не делаю. Надо признать: бурное погружение России в рынок, случившееся на рубеже 90-х, не способствовало стабилизации положения в экономике. Затевая реформы, наше государство должно было создать на переходный период особые условия, чтобы привыкание к новой ситуации происходило не столь болезненно. Этого не случилось. Ошибкой считаю и то, что мы не стали модернизировать промышленность, по сути, отказались реконструировать современное отечественное производство, инвестировать в него, а сделали упор на сырьевую базу - нефть, газ, цветные металлы. На мой взгляд, не самый разумный выбор, поскольку богатства недр когда-то будут вычерпаны до дна, а что потом? Но и это еще не все. И сегодня Россия продолжает продавать на Запад сырье, вместо того чтобы поставлять туда продукты переработки. Мы качаем за границу нефть , а не высокооктановый бензин или дизельное топливо, везем лес, а не материалы из древесины или бумагу... Впрочем, это все вы знаете и без меня.
- Знаю я и то, что зерновой клин Оренбуржья занимает по площади второе место в России после Алтайского края. И урожай в последние четыре года область собирает не слабый - по три миллиона тонн зерна с гаком. При этом вы, губернатор, регулярно жалуетесь на диспаритет цен. Мол, дизтопливо дорожает, тарифы на электроэнергию растут, прочие расходы увеличиваются, а закупочные цены на хлеб остаются на прежнем уровне.
- Но ведь это правда! Вспомните печальный опыт прошлого года, когда за тонну прекрасной оренбургской пшеницы давали полторы тысячи рублей. И это при условии, что себестоимость равнялась тысячи семистам рублям! Парадокс, на который у меня до сих пор нет определенного ответа.
-А кто вам мешал изменить пропорцию в свою пользу? Я ведь почему Кувейт вспомнил? До арабов далеко, посмотрите на соседей. По разведанным запасам нефти Оренбургская область богаче Татарии и Башкирии. До 2000 года на вашей территории работала компания ОНАКО, значительный пакет акций которой принадлежал государству. Никто не мешал вам договориться с нефтяниками, чтобы те со скидкой продавали дизтопливо землякам-селянам. Кроме того, ОНАКО перечисляла немалые суммы налогов в местную казну, бюджет области почти на 50 процентов складывался из этих денег. Так было, пока ОНАКО не продали ТНК. "Танки" грязи не боятся, тюменцы с 2004 года сливаются с англичанами из British Petroleum, и налоги теперь потекут совсем по другому адресу...
- Вы так говорите, словно это я продавал ОНАКО! У областной администрации не было ни одной акции компании, всем владело государство. Когда встал вопрос о ее продаже и российское Правительство стало готовить соответствующее постановление, я активно возражал против этого, поднимал вопрос на самом высоком уровне. Встречался и с Президентом, говорил, что область у нас приграничная, ГСМ нужны не только селянам, но и военным. Однако принятое решение обжалованию не подлежало: продавать.
- Получается, государство четко сыграло против региона?
- Случилось то, что случилось, но я все же не стал бы делать столь категоричные заявления. У федерального Правительства имелись собственные резоны поступить именно таким образом.
- Какие?
- Нефтебизнес в стране решили передать в частные руки. Как вы понимаете, подобные вопросы относятся к сфере высшей государственной стратегии, и в этой ситуации мне не оставалось ничего иного как попытаться получить у нового руководства нефтяной компании гарантии своевременного перечисления налогов и участия в решении социальных вопросов в регионе. Поэтому я и согласился стать председателем совета директоров ОНАКО и был им два с половиной года, пока компания не перестала существовать, поглощенная ТНК-ВР. Все это время как мог отстаивал интересы области. В итоге ежегодно подписывалось соглашение о сотрудничестве, в котором оговаривался обязательный минимум налоговых платежей в региональный бюджет и устанавливался график их выплаты. То есть сумма погашалась не единовременно, а равными долями в течение всего года, что было очень важно для нас. Первый квартал всегда оказывается провальным по доходам, а деньги в бюджете нужны всегда, чтобы рассчитаться по зарплате с учителями и врачами, профинансировать правоохранительные органы и учреждения здравоохранения. Да разве мало расходов у области? Вот нас и выручали нефтяники.
- Почему вы говорите об этом в прошедшем времени?
- Надеюсь, былые договоренности сохранят силу и наши отношения с новой нефтяной компанией ТНК-ВР будут строиться по прежней схеме. Готовим сейчас свой вариант соглашения. В нем, кстати, есть отдельный пункт и о ценах на ГСМ для сельхозтоваропроизводителей Оренбургской области: просим на период полевых работ с 1 апреля по 1 ноября отпускать дизтопливо и бензин на 10-15 процентов ниже рыночной стоимости. До сего года нефтяники шли нам навстречу, устанавливали льготные цены. Рассчитываю, так будет и впредь, что позволит селянам хоть как-то смягчить негативный эффект того самого ценового диспаритета, о котором мы сегодня уже говорили. Люди не могут работать в убыток, жить в долг. Это и унизительно, и оскорбительно. Поэтому нет ничего удивительного, когда крестьяне предъявляют претензии к власти, обвиняют ее в отсутствии четкой государственной политики в аграрной сфере.
- Вы принимаете эти упреки, Алексей Андреевич? Ведь для многих в области власть наверняка ассоциируется именно с вами, с губернатором. Выше вас тут никого нет.
- В данном случае моя совесть абсолютно чиста, поскольку еще во времена депутатства я участвовал в написании законов, которые и призваны облегчить крестьянскую долю.
В частности, Дума приняла очень важный документ под названием "О закупках и поставках сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия для государственных нужд". Там записано, что ежегодно перед началом полевых работ государство в лице Минсельхоза определяет нижний порог цен на зерно, мясо, молоко и иные основные виды сельхозпродукции. Этот закон не отменен и сейчас.
- Но он действует?
- К сожалению, нет. Если бы вдруг заработал, то цена на оренбургскую пшеницу не опускалась бы ниже трех с половиной тысяч рублей. Это послужило бы сигналом для всех перекупщиков и посредников, которые пытаются демпинговать...
- А какой прок от закона, если он остается на бумаге?
- Конечно, толку мало, но я сейчас говорю, что механизмы, позволяющие решать существующие проблемы, есть, нужно лишь запустить их.
- Кто мешает?
- В российском Правительстве есть группа либеральных экономистов, считающих нерыночным закон, о котором мы говорим. Мол, все должно определяться само по себе, без вмешательства государства. Вот прошлой осенью рынок и наопределял так, что село рухнуло в один момент. В 2001 году почти семьдесят процентов сельхозпредприятий области работали с прибылью. Год спустя, когда оренбургские крестьяне собрали более трех с половиной миллионов тонн зерна, но цена на пшеницу обвалилась, как говорится, ниже ватерлинии, выяснилось, что уже менее половины хозяйств остались в плюсе, да и у тех положительный баланс минимален: еле-еле душа в теле. Все же остальные оказались на грани банкротства и разорения.
- Два года назад в Оренбурге проводилось первое выездное заседание президиума Госсовета, где, как я понимаю, и рассматривались аграрные вопросы. Не туда смотрели?
- Туда... Вы правы, на том заседании обсуждались проблемы агропромышленного комплекса страны, прежде всего социального развития села. Не скажу, что сработали вхолостую, определенный результат все же есть.
- Какой?
- Тогда, в 2001 году, на примере области мы показали, как у нас идут интеграционные процессы между сельхозпроизводителями и перерабатывающими предприятиями, что позволило влить в отрасль дополнительно более двух миллиардов рублей инвестиций. Я говорил с президентом и о том, что государству пора всерьез заняться социальным переустройством села. Почему крестьяне должны жить хуже горожан? В Оренбургской области сорок три процента населения - селяне, это свыше 900 тысяч человек. Чем они провинились перед государством, которое не может создать для них нормальных условий для жизни? При этом надо учесть, что из девятисот тысяч, проживающих в сельской местности, лишь сто пятьдесят тысяч непосредственно заняты сельхозпроизводством. Остальные семьсот пятьдесят тысяч - это старики, дети, учителя, врачи, милиционеры, связисты, культпросветработники... Сами знаете, бюджет всем этим людям платит не слишком много, значит, их жизненный уровень напрямую зависит от успехов местного сельхозпредприятия. Но аграрии не могут самостоятельно содержать всю коммунальную сферу и за собственные средства ремонтировать школы, строить дороги, прокладывать связь, тянуть газ. Нет, это обязанность государства...
- Которая успешно игнорируется.
- Дайте закончить фразу. Тогда, на заседании Госсовета, Владимир Путин сделал важное заявление о том, что с 2003 года часть расходов на социальные нужды будет финансироваться из федерального бюджета.
- И?
- И российское Правительство утвердило программу "Социального развития села до 2010 года".
- По логике, эта фраза должна заканчиваться частицей "но", я не ошибся?
- Не ошиблись. Но, к сожалению, на социальное переустройство села из государственного бюджета выделяются весьма скромные суммы.
- Сколько?
- Всего полтора миллиарда рублей на социалку и примерно столько же на дорожное строительство.
- А надо?
- Хотя бы в несколько раз больше... Пытаемся изловчиться, делим сумму между строителями, дорожниками, ремонтниками...
- И это при условии, что госбюджет сейчас имеет профицит, и денежки в казне есть.
- О том и речь! Езжу в Москву и прошу активнее помогать селу, поскольку самостоятельно аграриям справиться крайне сложно. Если же не решать социальные проблемы, узел затянется. Старики уходят, молодые бегут из села. Кто будет кормить страну?
- А у вас, Алексей Андреевич, есть объяснение тому факту, что по сей день в нашей стране некому толком защитить интересы сорока миллионов человек, обитающих в сельской местности? Как получилось, что у селян нет своего лобби?
- Люди, живущие на земле, привыкли трудиться, а не играть в политику. Не их вина, что в Государственной Думе, избранной в 1999 году, не оказалось самостоятельной аграрной фракции.
- Вам не кажется, что история может повториться и сейчас? АПР идет на выборы самостоятельно, но единства в рядах аграриев как не было, так и нет.
- К сожалению, вы правы. Политики не смогли договориться между собой, хотя попытки найти компромисс предпринимались серьезные. Идея создания Российского аграрного движения заключалась в том, чтобы объединить всех, кто представляет интересы селян, ради их, селян, защиты. Я участвовал в учредительном съезде РАДа, выступал там с докладом, где особо подчеркивал важность консолидации здоровых сил аграриев. Об этом много раз говорил и Алексей Гордеев. Увы, ничего пока не получилось. Михаил Лапшин и возглавляемая им партия предпочли действовать в одиночку.
- Вы ведь, кажется, в хороших отношениях с Михаилом Ивановичем? Сказали бы ему по дружбе, что думаете об этой ситуации.
- С Лапшиным мы вместе работали еще в Верховном Совете РСФСР, потом в Думах разных созывов. Я прямо говорил коллеге, что никто сейчас не поручится, чем завершится предпринимаемая АПР попытка пробиться в парламент. Дело ведь не только в личных амбициях, а в том, как все аукнется на селе. Если крестьяне опять останутся без полномочных представителей в Думе, кто за это ответит? Ясно, что объединение всех аграрных сил повысило бы шансы на создание собственной фракции.
- Хуже, что люди - скоро всем верить перестанут - депутатам, Правительству, Кремлю...
- Народ у нас живет особенный, его с толку сбить трудно, он давно на веру ничего не принимает. Отношение к власти не зависит от слов, произносимых с высоких трибун. Наши люди ценят дела. Не скрою, напряжение возникло, когда федеральный центр стал менять налоговое законодательство в свою пользу. Больше денег стало уходить в Москву, меньше оставаться в регионах. Меня часто спрашивают: почему из наших недр качают нефть и газ, а деньги от их продажи оседают где-то на стороне? Самый собираемый ныне налог на добычу полезных ископаемых распределяется так: восемьдесят процентов суммы уходит в Москву, а двадцать остается нам. На будущий год эта пропорция еще увеличится. Разумеется, не в нашу пользу. Разве это справедливо? А вы говорите: Кувейт...
Области, края и республики находятся сегодня в дотационной зависимости от Москвы. К примеру, мне часто приходится обращаться в Министерство финансов, чтобы обеспечить своевременную выплату зарплат бюджетникам. Своих денег для этого не хватает. За последние четыре года мы в четыре раза больше стали перечислять налогов в федеральный бюджет. Сегодня эта сумма составляет двадцать миллиардов рублей. У себя область может оставить значительно меньше. Если бы налоги делились поровну, мы жили бы, наверное, не хуже арабов в куфиях.
- Если бы да кабы...
- Размечтался? Понимаю, пока мои слова воспринимаются как нечто фантастическое, но со временем, уверен, центр осознает: надо менять ситуацию в пользу регионов.
- Как бы это осознание поздно не пришло. Известно, что в советское время на полях Оренбургской области работало до двадцати четырех тысяч зерноуборочных комбайнов. А сейчас в строю осталось?
- Восемь тысяч.
- И сколько из них исчерпали отпущенный богом и людьми ресурс?
- Как минимум 60 процентов парка требует капитального ремонта, серьезных затрат на восстановление. Это правильно.
- Неправильно!
- Я в том смысле, что цифры вы называете верные, но нет ничего хорошего, что государство на переходный экономический период отказалось от регулирования цен. Конечно, никто не говорит о том, чтобы селянам делали подарки, отдавали дорогостоящие комбайны бесплатно. Но помогать ведь нужно! Откуда у крестьянина возьмутся миллионы рублей для покупки новой техники? Поэтому мы в Оренбургской области сами создали две лизинговые компании, которые оказывают селянам материальную поддержку в приобретении всего необходимого для проведения полевых работ. За пару лет при содействии этих компаний закуплено две тысячи новых комбайнов, на четверть обновлен парк. Если бы не это, уже сегодня мы не смогли бы возделывать те три миллиона гектаров, которые ежегодно засеваем. Более того, нам удалось даже восстановить более миллиона гектаров брошенных пашен.
- Нет, Алексей Андреевич, не надо вам пока в Кувейт. Есть у вас и дома дела.
- Да я, честно говоря, в дальние края и не собираюсь. Вы правы, у меня в Оренбурге работы невпроворот. Мне свою область еще не раз проколесить надо. Знаете, какие у нас расстояния? Только граница с Казахстаном имеет протяженность в тысячу восемьсот километров. Кувейту и не снилось...